На свидания с судьбой он не опаздывает.

Нажав кнопку телевизора просто так от скуки, наугад, как принимают таблетку от одиночества, я вдруг был вознагражден сверх всякой меры. Теперь нас было трое — и какая компания! На экране Юрий Рост расспрашивал Эдуарда Шеварднадзе о том, что же происходит сегодня в Грузии. «Да, кстати…» — неожиданно подытожил больную тему Юра, чей дом еще совсем недавно был словно грузинский постоялый двор. Актер Гоги Харабадзе, художник Мишико Чавчавадзе, архитектор Лело Бокерия, кинорежиссер Отар Иоселиани… С детьми или без детей, приедут на ночь — останутся на неделю и, конечно, с обозом вина, сыра и фруктов. «Да, кстати, не передадите ли им посылочку — я как раз заготовил ящик. А то ведь иначе как через главу государства и не пошлешь — не дойдет!»

Шеварднадзе оценил жест — человечность всегда была сильной стороной его стиля. Но и Юра знал, что делает. Это, конечно же, был трюк, эдакий фирменный ростовский кунштюк. Ни одному другому журналисту — бьюсь об заклад — подобная дерзость и в голову не при- дет. Рост без этого не будет сам собой.

Правда, у него есть безусловное право обратиться к жителю Тбилиси с такой, в сущности, скромной просьбой. Он ведь и сам почетный гражданин Тбилиси. Он им стал в ту апрельскую ночь 1989 года, которой закончилась одна глава грузинской истории и началась совсем-совсем другая. Той ночью Юрий Рост был вместе с грузинскими женщинами и мужчинами на площади, где пролилась кровь. Единственный репортер из Москвы. Независимый свидетель. И в его снимках, которые не решилась тогда напечатать его родная «Литгазета» — такие это были времена, содержалось все то, к чему потом будет пробиваться парламентская комиссия Собчака.

У этого прирожденного артиста и весельчака сверхъестественная способность оказываться там и тогда, когда происходит Событие. Все помнят трагедию, разыгравшуюся в ходе Мюнхенской Олимпиады 1972 года, когда палестинские террористы осуществили свою самую громкую операцию: захватили в заложники и хладнокровно расстреляли борцов израильской команды. Мало кто знает, что первые снимки этой трагедии сделаны Юрием Ростом. Как он оказался в тот час на крыше дома прямо напротив места, где разыгралось кровавое действо? Строго говоря, Рост до сих пор не может прилично объяснить, как он вообще оказался в Мюнхене — без командировки, без денег, без билетов на соревнования. Что не помешало ему снимать все финалы — и даже единственному запечатлеть умопомрачительную развязку баскетбольного матча СССР — США, когда за три секунды (!) до конца матча, проигрывая 49:50, тренер Владимир Кондрашин («Петрович», как его все звали в команде) берет тайм-аут. После чего разыгрывается немыслимый номер. По свистку судьи вся команда бросается врассыпную (отвлекающий маневр), почти из-под своего кольца Иван Едешко  отправляет мяч поверху через всю площадку под кольцо противника (самый точный дальний пас), где его догоняет юный Александр Белов (самый высокий прыжок). Два растерявшихся защитника только видят, как мяч от щита входит в корзину. Самая сенсационная и спорная победа за всю историю Олимпиад.

Этот триумфальный кадр «Комсомолка», в которой мы тогда с Юрой счастливо работали, естественно, напечатала. Кадры расправы — нет. В ту пору мы жили в государстве очень ясных идеологических пристрастий: существовал израильский агрессор и справедливое арабское дело, а все остальное не имело значения. Те снимки Роста обошли весь свет. Правда, под другой фамилией — первого попавшегося (попавшего на ту же крышу) западного журналиста. Не пропадать же добру, не говоря уже о журналистской солидарности.

Цеховую солидарность Росту пришлось проявить дважды. Во второй раз — вечером в ближайшем баре. В ту канувшую в Лету эпоху, когда журналисты не только не могли печататься у себя в стране (порою), но и получать гонорары на Западе (никогда), Юра нашел единственно возможный выход: анонимно пустить гонорар на нужды всего журналистского сообщества. То есть пропить его. Что и было сделано без промедления.

Решение это, впрочем, говорит о Юрии Росте как о человеке весьма трезвого и даже прагматичного ума. За такой поворот его могли лишить партбилета, но как раз этой штучки у Роста и не было. Всякого рода талантов — выше крыши. А вот партбилетом Бог не наградил. Так что, в сущности, риск был невелик.

Еще одно «звездное», по расхожей терминологии, мгновение наступило 23 декабря 1986 года.

Ранним утром, когда так хочется спать — особенно лицам, не прикованным к галере регулярного должностного присутствия, нашего героя можно было увидеть на перроне Ярославского вокзала. Нельзя сказать, что он был единственным человеком с фотоаппаратом, но все остальные говорили на иностранных языках. В столь неурочный час встречали Андрея Дмитриевича Сахарова, возвращенного горбачевским актом из горьковской ссылки, без лишней помпы. С того момента и началась весьма своеобразная и полная теплоты история их взаимоотношений.

Лучший портрет Сахарова сделал Рост.

Мало кто знает, однако, что он стал фактически доверенным лицом семейства Сахаров — Боннэр. Не в политическом, а в человеческом смысле, что, может быть, еще важнее. Самый могучий интеллект нашего времени и самая храбрая женщина были беззащитны перед бытовой стороной жизни. Заступника они нашли в лице не самого обязательного человека на свете — Юрия Роста. Но это был точно их выбор, о котором они ни разу не пожалели.

Я, кстати, тоже.

В один прекрасный день — это был, между прочим, день моего рождения — он сделал мне царский подарок — вытащил за праздничным столом из котомки некий рукописный свиток. «Не хотите ли это напечатать?» — спросил он, небрежно помахивая. «Хотим, но что это?» — «Сахаровская конституция».

Сахаровская конституция впервые увидела свет в ближайшем номере журнала «Новое время». Впрочем, Юра и на сей раз был не так прост. Несколько изданий к тому времени под разными предлогами отклонили рукопись. Подумать только, это было время, когда редакторов все еще мучили сомнения: печатать или не печатать Сахарова.

А по поводу некоторой необязательности Юрия Роста… В данном случае я использую риторический прием, известный под названием «английская недоговоренность». Напрочь забыть о назначенном свидании или прийти последним на собственный юбилей — для него

это раз плюнуть. «Значит, не судьба», — только и скажет он, обаятельно улыбаясь. По этому поводу среди друзей в ходу такая формула: «Если Юра обещал прийти в десять ноль ноль, он непременно придет. Правда, может быть, на другой день. Или год».

И я, кажется, догадываюсь, отчего это так. Юрий Рост старается не разбрасываться — не смейтесь, дорогие друзья! На свидания с Судьбой он не опаздывает. Все мы знаем по крайней мере несколько случаев, когда из всего цеха пишущих и снимающих на это свидание приходил он один. И больше никто.

Март 1993 г.