Как закалялся стиль.

Известный советский карикатурист Борис Ефимов, сорок лет ежедневно рисовавший политические карикатуры в газете “Известия”, вспоминал, как он получил “социальный заказ” – лично от Сталина. Было это в 1947 году.

Через главного редактора его вызвали в ЦК. Там его препроводили к Андрею Жданову – идеологическому секретарю. Дальше я процитирую патриарха советской карикатуры.

– Мы вот почему вас побеспокоили, – начал Жданов. – Может быть, вы обратили внимание на газетные сообщения о намечающемся военном проникновении американцев в Арктику? Они стягивают туда большие воинские силы под тем предлогом, что из Арктики им угрожает “русская опасность”. Товарищ Сталин сказал, что это дело надо бить смехом. Товарищ Сталин вспомнил о вас и просил поговорить с вами, не нарисуете ли вы на эту тему карикатуру.

“Я слушал Жданова, что называется, “весь внимание”, а в голове проносилось: “Товарищ Сталин вспомнил о вас… Товарищ Сталин просил нарисовать…” Фантастика…” Жданов продолжал: 

– Товарищ Сталин так примерно представляет себе этот рисунок: огромная американская военная армада во главе с генералом Эйзенхауэром рвется в Арктику. Тут же стоит простой рядовой американец и спрашивает: “В чем дело, генерал? Почему такая бурная военная активность?” А Эйзенхауэр отвечает: “Разве вы не видите, что отсюда нам грозит русская опасность?”

“На другой день, – продолжает вспоминать Ефимов, – я с утра уселся за стол. Примерно к трем часам дня рисунок в карандаше был готов. И увешанный оружием Эйзенхауэр на “виллисе” с перископом, и идущие за ним танки и бронетранспортеры с грозно нацеленными орудиями, и “рядовой американец”. Потом я взялся за “русскую угрозу”, изобразив ее в виде крайне удивленного военным нашествием эскимоса.

В эту минуту зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Это товарищ Ефимов? Ждите у телефона. С вами будет говорить товарищ Сталин. 

Я встал.

После довольно продолжительной паузы и легкого покашливания в трубке послышался глуховатый голос, который я последний раз слышал по радио 3 июля 1941 года.

– С вами говорил вчера товарищ Жданов по поводу одной сатиры. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Понимаю, товарищ Сталин.

– Вы там изображаете одну персону. Вы понимаете, о ком я говорю?

– Понимаю, товарищ Сталин.

– Так вот, надо так изобразить, чтобы эта личность была вооружена, как говорится, до зубов. Пушки там разные… Самолеты, танки… Понятно?

– Понятно, товарищ Сталин.

– Когда мы можем получить эту штуку? – спросил Сталин.

– Мне говорил товарищ Жданов… – начал я.

– Мы хотели бы получить сегодня”. 

           Потом Сталин еще редактировал готовую карикатуру, правил художника, оттачивал сатирическое жало. Он оказался трудолюбивым соавтором

“Надо сказать, что на этом интерес хозяина к политической сатире не иссяк, – заключает Ефимов. – В “Правде” было потом напечатано еще несколько карикатур, нарисованных мною по его заданию. Конечно, для нас, карикатуристов-профессионалов, отдавших немало сил и трудов этому боевому жанру, не могло быть безразлично такое отношение руководителя страны к политической сатире, понимание ее значения и воздействия”.

Неожиданный вывод. Он будет еще более неожиданным, если учесть, что родной брат карикатуриста Михаил Кольцов, самый известный советский журналист 20 – 30-х гидов, погиб в сталинском застенке без суда и следствия. Исповедальный эпизод впервые был напечатан именно в воспоминаниях о сгинувшем брате.

Карикатура – во всем мире популярный жанр. Советская карикатура, однако, совершенно особый случай.

Обычная карикатура тем лучше, чем смешней. Советская карикатура – убийственно серьезна. Она не развлекает, она пробуждает бдительность, напоминает о врагах. Ее главная черта – жестокость, ибо к врагам пощады нет.

 Признанным классиком советской карикатуры был некто со странным именем Кукрыниксы, его рисунки появлялись ежедневно на страницах самой “Правды” в течение десятилетий. На самом деле это триумвират, три художника Куприянов, Крылов, Николай Соколов объединились под коллективным псевдонимом. Разящий наповал, как его справедливо аттестовали,   талант   Кукрыниксов развился во время войны с фашистской Германией. “Потеряла я колечко… (а в колечке 22 дивизии)” – одна из самых знаменитых их карикатур. На ней убитая горем девица с характерными усиками, в которой легко угадывается сам фюрер фашистского рейха, оплакивает потерю колечка, а колечко, естественно, не простое. Это сталинградское кольцо, в которое наступающие советские войска маршала Жукова взяли несколько десятков дивизий под командованием фельдмаршала Паулюса.

Фашистская камарилья рисовалась в виде монстров. В той войне было не до смеха, оставалась одна ненависть.

Когда подлинный враг был повержен, стиль советской карикатуры, однако, не изменился. Изменились лишь враги, ими стали бывшие союзники.

 При социализме карикатура утвердилась повсеместно как главный метод пропаганды, как стиль искусства и литературы, как способ социального мышления. Это произошло уже в двадцатые годы с  победой большевиков.

Большевики отменили свободу творчества, искусство для искусства. Отныне всем творчеством в стране заведовал Агитпроп. В литературе ценились партийная публицистика, пропагандистский запал. В публицистике, то есть пропаганде, – карикатура, как самый наглядный и понятный темным массам посыл.

Все стало очень просто. ЦК называл врагов. Отряды творцов во всех жанрах – в газетах, в кино, в книгах – изображали их, и чем карикатурней, тем лучше.

Первый день коммунистического творения в октябре 1917 года, когда большевики захватили власть в Петрограде, рисовался исключительно двумя красками. Героические рабочие, солдаты и матросы, сломив упорное сопротивление юнкеров, штурмом взяли Зимний дворец. Переодетый в женское платье глава Временного правительства Александр Керенский трусливо бежал за границу в машине американского Красного Креста… И то и другое было неправдой. Реального сопротивления в Зимнем не было. В качестве документального подтверждения героического штурма демонстрировали кадры из художественного фильма Сергея Эйзенштейна “Октябрь”, снятого десятью годами позже, в 1927 году. Женское платье и американский Красный Крест были тоже чьей-то пропагандистской выдумкой, находкой неизвестного карикатуриста. Но и тот, и другой мифы в течение семи десятков лет подавались и преподавались в школах как непреложный факт.

Первыми объектами карикатурного видения стали свергнутые враги, и чем больше они сопротивлялись, тем хуже для них. Враги были персональные и типизированные. Буржуй – в это понятие входили фабриканты, банкиры, торговцы и просто сколько-нибудь обеспеченные люди – отталкивающего вида толстенький человечек в цилиндре с неизменной сигарой в зубах и верхом на мешке с золотом. Помещик, поп отличались от буржуя лишь покроем одежды, но не степенью отвратительности. Мировая буржуазия – помесь просто буржуя с осьминогом – тянула свои хищные щупальца к обнаженному торсу советского пролетария, чтобы “костлявой рукой голода” задушить его ради своих прибылей… 

Первая мировая война, революция и Гражданская война действительно вконец разорили страну. Голод в Поволжье, был страшным. Известный норвежский полярный исследователь Фритьоф Нансен возглавил мировую кампанию по спасению голодающих. Немало добрых дел на счету американской гуманитарной миссии АРА. Нансена постарались замолчать. АРА обвинили в шпионаже… В 1929 году голод на грани с людоедством захватил Украину – это было прямым следствием насильственной и тотальной сталинской коллективизации. Ничего этого народу не полагалось знать. Виновата была мировая буржуазия со своей “костлявой рукой голода”.

Персональными мишенями стали белые генералы. Генерал Деникин оставил после себя не только мемуары – важное свидетельство эпохи, выдающее человека идеи, но и несколько романов. Гитлер попытается привлечь его на свою сторону, но русский патриот скажет твердое «нет». В большевистской версии истории, а все остальные в СССР были искоренены, и Деникин, и барон Врангель, и казацкий атаман Краснов были ненавистниками своего народа, палачами и вешателями. Единственное художественное произведение, в котором белые изображались не карикатурными монстрами, а людьми с нормальными человеческими мотивировками, была пьеса Булгакова “Дни Турбиных”, выросшая в роман “Белая гвардия”. Сталин питал странную слабость к этой пьесе и, говорят, приезжал посмотреть ее добрый десяток раз. Впрочем, роман “Белая гвардия” увидел свет впервые лишь после смерти и Сталина, и самого автора. Как и самый знаменитый роман Булгакова – классический “Мастер и Маргарита”. Да и пьесу, перед которой не мог устоять даже железный вождь, в промежутках между его посещениями регулярно снимали со сцены решениями ЦК. Благоволение тирана выразилось в том, что художнику было дозволено умереть своей смертью – в отличие от многих других.

Самой высокой оценки Сталина удостоился фильм “Чапаев” – о легендарном герое Гражданской войны. Кульминационная сцена в нем – “психическая” атака белых. В атакующем строю одни офицеры – от безусого прапорщика до седовласого полковника, так сказать, белая кость, сливки эксплуататоров, олицетворение высшего класса. Под барабанный бой, молча, печатая шаг, они грозно и неумолимо надвигаются на красную траншею, прямо на нас, безоружных зрителей. Ни единого выстрела – психическая атака! (Завороженным зрителям не приходит в голову спросить, а чего это они так. Ведь еще солдаты Французской революции доказали превосходство вольной рассыпной атаки над прусским линейным строем. А уж после изобретения пулемета, который, по мысли современников, должен был вообще положить конец всем войнам ввиду его чудовищной эффективности, подставлять себя под огонь просто глупо – тем более офицерам, понимающим в тактике боя. Но в том-то и дело, что это не обычная, а “психическая”  атака, и наступают враги, у которых поистине бесчеловечная логика).

Белые офицеры, конечно, доигрались. Героиня фильма Анка-пулеметчица подпустила атакующий строй поближе и под радостные крики кинозала срезала его как ножом. А зрители нескольких поколений получили наглядный урок поведения. Враги – нелюди. Главное, на что рассчитывает враг; – это подавить психику советского человека. И тут важно не испугаться, не растеряться, а, подпустив врага поближе, нажать на гашетку…

Как ни парадоксально это прозвучит, но в историческом паноптикуме супостатов белым принадлежало не самое видное место. В конце концов, это были враги открытые и сравнительно быстро потерпевшие поражение. А самые опасные  враги скрытые, те, что живут среди нас и вроде бы мало чем от нас отличаются. Их действительно не так легко разглядеть, но ведь результаты их действий налицо.

Почему с заводского конвейера сошла бракованная продукция? А на шахте случился обвал? А на колхозных полях неурожай? А обещанное благосостояние так и не пришло? И все это, несмотря на очевидный революционный энтузиазм масс, о котором пишут газеты, и в полном противоречии с такими замечательными планами партии… Ответ ясен: саботаж.

Внутренние враги куда опасней внешних. Скрытые хуже явных, прежде чем их обезвредить, их ведь еще требуется разоблачить.

Уже и партий в стране не осталось, на партию, как на водку, была объявлена монополия, а врагов меньше не становилось. Вражеская способность к мимикрии была поистине сверхъестественной. Это требовало бесконечных чисток, репрессий, изобретения ГУЛАГа. Чем больше врагов уничтожали, тем больше их становилось и тем более суровые меры приходилось принимать. “Враг народа” – это был официальный титул и приговор, и обжалованию он не подлежал. Оказалось, что врагов народа миллионы. А у врагов народа есть члены семьи, которые так и назывались “члены семьи врагов народа” – коротко ЧСВН – они тоже автоматически требовали изоляции, наказания, перевоспитания в местах не столь отдаленных…

Понятия суда, индивидуальной вины потеряли смысл. Обвинения приобрели огульный характер, жертвоприношения – гомерические размеры. “Уничтожим кулаков как класс!” Этот лозунг был выдвинут и восторженно исполнен – под корень было выведено все самодеятельное крестьянство. В итоге страна до сих пор не может себя прокормить. Поразительная вещь: лишь на закате горбачевской эры были приняты акты о реабилитации репрессированных народов. Это была большая победа социалистической законности. Акт невиданной справедливости: чтобы реабилитировали целыми народами – такого мир действительно не видывал.

Сталинизм был дьявольски изобретателен по части придумывания, разоблачения и искоренения врагов. Непогрешимость делала его самой совершенной и безотказной системой, ибо любой усомнившийся немедленно сам становился врагом народа.

Признав былые ошибки и даже преступления, Хрущев лишил систему совершенства. То есть основная система координат осталась неизменной. Народ все так же строил коммунистическую утопию внутри осажденной крепости, и враги вокруг были все те же: империализм (американский), реваншизм (западногерманский), НАТО (агрессивная), сионизм (особо коварный и подлый), ревизионизм (нечто вроде пятой колонны в коммунистическом движении)… Вместе и порознь они зарились на наши земли, пытались сорвать мирный созидательный труд советских людей, а то и поработить их, а главное – подорвать социалистический строй, доставшийся нам ценою стольких жертв. (Это последнее обстоятельство действительно сомнений не вызывало.)

Однако при Хрущеве было сделано поразительное открытие: оказывается, мировая война не неизбежна, с капитализмом возможно мирное сосуществование. Очень легкомысленное открытие: потеряв пугало неизбежной войны, советский социализм лишился внутреннего стержня. Он еще протянул пару десятилетий брежневской заморозки и застоя, но горбачевских экспериментов с гласностью и перестройкой уже не выдержал. Пятилетку спустя он рассыпался и как идеология, и как империя.

А ведь Горбачева предупреждали. Ярче всех это сделал писатель Юрий Бондарев. С высокой трибуны одного из последних партийных съездов он заявил, что Отечество в опасности, что враг уже на Волге, что отступать дальше некуда. И пора врагу учинить новую Сталинградскую битву… Какой именно враг? Что за опасность? И при чем тут Сталинград? До разъяснений писатель не опустился, но бурные аплодисменты собравшихся коммунистических делегатов, доставшиеся ему в награду, свидетельствовали о том, что он выразил некое общее ощущение.

С тех пор метафора про Сталинград прижилась. О том, что пора, пора коммунистам и патриотам остановить врага, как это было под Сталинградом в героическом 1942-м, говорили все, кому не лень: и коммунистический ортодокс Егор Лигачев, и министр обороны СССР маршал Язов, и глава КГБ Владимир Крючков. В августе 1991 года они от слов перешли к делу, но решительности маршала Жукова им явно не хватило. Итог августовского путча был прямо противоположен задуманному. Система рассыпалась.

Кто, однако, виноват в том, что СССР не стало? Сейчас мы об этом подзабыли, но, оказывается, персонально некий мистер Крибл, создавший весьма скромный институт для поддержки демократии в России. Ну и, конечно, эти сегодняшние финансовые спруты  МВФ и ВБ – Международный валютный фонд и Всемирный банк – дважды повинны перед многострадальным советским народом. В том, что дают России деньги. И еще больше, что денег не дают.

Горбачев – преступник века, его надо судить всенародным трибуналом. Шеварднадзе – Иуда, продав Восточную Европу, разоружив самую великую армию, поставившую на колени гитлеровскую Германию, сбежал к себе в Грузию, где теперь мутит воду. Александр Яковлев – “агент влияния” американского империализма, более того, просто агент, то есть шпион с 50-х годов, когда он год стажировался в Колумбийском университете. (Такое сенсационное откровение содержится в мемуарах бывшего шефа КГБ Крючкова. Почему он держал под спудом столь важную информацию, когда был на посту, автор мемуаров скромно умалчивает).

Впрочем, это все уже позавчерашние новости. Потом бойкое место Иуды прочно занял Ельцин – оборотень-антикоммунист, откровенный предатель и разрушитель Родины, и вообще он не Ельцин, а Эльцын… Газета “духовной оппозиции” “День” прозорливо именовала правительство не иначе как “временный оккупационный режим”.

Вновь в моду вошли все варианты всесильной и все объясняющей теории заговора. Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн в бывшей коммунистической печати очень логично резюмировал, что факт или фальшивка одиозные “Протоколы сионских мудрецов” – это, мол, еще не доказано, а вот то, что вся (!) история XX века развивалась по сценарию этой книги, не вызывает сомнения… А главный редактор “Советской России” Валентин Чикин, беседуя с Русланом Хасбулатовым, делился интимным наблюдением такого рода.

– Руслан Имранович, впечатление такое, что все мы накрыты колпаком какого-то правительства из сил мировой олигархии, которое все просчитывает, моделирует и толкает наших министров к тем или иным шагам. Дыхание этого надправительства уже затылком чувствуется.

– Вы правы, я это тоже чувствую, – ответствовал мудрый российский спикер, – только вот мои коллеги не все это чувствуют на фоне грозной опасности, нависшей над страной.

           …Август-2000 случился тяжелый. Взрыв на Пушкинской площади, гибель подводной лодки, пожар на Останкинской башне… Все эти катастрофы, каждой из которых хватило бы, чтобы сделать глубоко несчастной страну среднеевропейского масштаба, однако, бледнели перед новой неведомой и невидимой угрозой, которая нависла над матушкой Россией. Коварный и безымянный враг решил “вытеснить наши информационные агентства и СМИ с внутреннего информационного рынка”, “девальвировать наши духовные ценности” – примерно в той же пропорции, что и рубль, “исказить стратегию и тактику внешнеполитической деятельности РФ”, а главное – “интенсивно внедрить в наш быт современные информационные технологии”… В общем и целом он сделал ставку на то, чтобы разработать “информационное оружие” и начать против нас “информационную войну”. Спасибо Совету безопасности, он не потерял бдительность и быстренько сварганил для нас Доктрину информационной безопасности на 35 полновесных страницах, откуда и взяты эти откровения. Теперь у тех, кто ее осилит хотя бы до середины, есть шанс спастись.

Да здравствуют враги народа! Не беда, что их нет. Выдуманные, они непобедимы.

…Летом 2000 года Художник разговаривал с Хозяином. Художник принадлежал к той популярной школе, что к стилету приравняла стило, а кисть к кистеню. Хозяину, по-видимому, нравился стиль Художника, потому что он предлагал ему работать как прежде, несмотря ни на что, и предлагал звонить ему, Хозяину, запросто… Художник то ли колебался, то ли кобенился – во всяком случае так он рассказал всем газетам потом, когда его программу на Первом телеканале прикрыли. И еще Доренко обижался: когда он позвонил по доверенному телефончику, с Путиным его не соединили. И вообще, его вынули из сетки ОРТ, хотя ответа на предложение он еще не дал.

Действительно, непорядок, Художник должен быть расторопней. Когда Хозяин вынужден убеждать Художника, это уже пародия на Большой Стиль. А может, все дело в том, что у художника есть другой хозяин?.. 

Пора назвать вещи своими именами. 

То, что мы имели семьдесят лет XX века, было – карикатурой.

Соцреализм был карикатурой на реализм. Коммунизм – карикатурой на христианские (общечеловеческие) ценности.

Когда век-не-до-смеха подошел к концу, мы получили олигархат – карикатуру на капитализм и карманную политическую систему – карикатуру на демократию. Впрочем, если по совести, то это не настоящая карикатура, а так – почти дружеский шарж, не более того…

Эх, какой жанр загубили! Какую страну потеряли! Какую Систему разрушили эти демократы!

Между тем Борису Ефимову исполнилось 100 лет. Он счастливо пережил век – волкодав. Поздравим старейшего карикатуриста! 

 Октябрь 2000 г